Интервью Марины Овсянниковой, вышедшей с антивоенным плакатом в прайм-тайм в прямом эфире "Первого канала" журналу SPIEGEL - “I’m Enemy No. 1 Here Now”.

Интересно было почитать, она же почти двадцать лет проработала на "Первом".

Даю свой перевод.

Когда Марина Овсянникова подходит к телефону, она быстро начинает говорить. 43-летняя женщина говорит, что смогла поспать несколько часов после почти двух дней без сна. Она кажется немного рассеянной – второй телефон продолжает звонить, она отклоняет звонки: "Одну секунду, просто много звонят сейчас."

В понедельник Овсянникова протестовала против операции Путина в Украине — и не где-нибудь, а в прямом эфире в прайм-тайм вечерних новостей в студии "Первого канала". Государственный канал является одним из самых просматриваемых в стране. Овсянникова — редактор телеканала с 2003 года. В интервью DER SPIEGEL она рассказывает о своей работе в аппарате государственной пропаганды, годах лжи, подавлении инакомыслия — и своих страхах перед тем, что будет дальше.

DER SPIEGEL: Как дела?

Овсянникова: Более-менее хорошо. Я с друзьями, прячусь. Я чувствую огромное количество стресса, и он никуда не исчезнет. Моя жизнь изменилась навсегда, и я только начинаю это осознавать. Я не могу вернуться к своей старой жизни. (Глубоко выдыхает.) Я сейчас очень переживаю за своих детей: сына, которому 17 лет, и дочку, которой 11 лет. Принимаю транквилизаторы. Они не со мной здесь — они в Москве в безопасности. Мы останемся в России и продолжим жить здесь.

DER SPIEGEL: Президент Франции Эммануэль Макрон предложил вам убежище. Вы думаете об отъезде?

Овсянникова: Нет, я не хочу уезжать из нашей страны. Я патриот, а мой сын еще больший. Мы определенно не хотим никуда уезжать или эмигрировать.

DER SPIEGEL: Что ваша семья сказала о вашей акции протеста?

Овсянникова: Для них это был глубокий удар. Моя мама до сих пор в шоке, она полностью истощена. Моего сына все это очень затронуло – он переживает трудный период в своем возрасте. Он обвинил меня в разрушении всех наших жизней.

DER SPIEGEL: Как вы с этим справляетесь?

Овсянникова: Мы еще общаемся, но мне психологически очень тяжело. Я нахожусь между двумя фронтами. Моя семья меня не особо поддерживает. Плюс ко всему официальное общественное мнение, настроенное против меня, и нарастающее противостояние в обществе, которое разделено на тех, кто поддерживает войну, и тех, кто выступает против нее.

DER SPIEGEL: Вы говорите о войне. У нас в России это слово запрещено — Путин ужесточил законы, и его операцию в Украине теперь надо называть «спецоперацией». Вы боитесь последствий?

Овсянникова: Боюсь конечно, даже очень боюсь. Я человек, в конце концов. Могло случиться все что угодно — автомобильная авария, все, что угодно. Я знаю об этом. Но такова моя позиция как гражданина: здесь мы имеем дело с войной. Не заблуждайтесь, я уже прошла точку невозврата. Теперь я могу говорить открыто и публично.

DER SPIEGEL: Тем не менее есть закон против предполагаемых фейковых новостей, который гласит: любому, кто опубликовал ложную информацию о российских вооруженных силах и их действиях, грозит крупный штраф и, в худшем случае, несколько лет тюрьмы. Следственный комитет, правоохранительный орган, который подчиняется непосредственно Путину, уже возбудил против вас расследование. Ждёте сурового наказания?

Овсянникова: Уголовное дело против меня пока не возбуждено – проверяют, есть ли для этого основания. Конечно, я слышала, что высокопоставленные представители руководства требовали возбудить против меня уголовное дело. На данный момент мне выписан штраф в размере 30 000 рублей (прим. ред.: эквивалент около 265 евро). Если бы у меня не было детей, о которых нужно было бы заботиться, я бы точно получила 15 суток ареста и сидела бы в камере, как и многие другие. Я не знаю, как это будет развиваться.

DER SPIEGEL: Вы много лет работаете на Первом канале. Почему вы начали действовать только сейчас?

Овсянникова: Я аполитична, никогда не ходила на протесты. Назовите это когнитивным диссонансом, который я давно подавляла. Знаете, моя неудовлетворенность копилась все эти годы. Здесь гайки постепенно закручивались все дальше и дальше: во-первых, мы уже не могли свободно избирать губернаторов, как это было раньше. Потом были все события на Украине в 2014 году, нестабильность, провозглашение "Донецкой и Луганской народных республик" и отравление Алексея Навального. В то же время власти начали постепенно закрывать или блокировать независимые СМИ. Начало войны против Украины стало для меня точкой невозврата. Никто — ни я, ни мои друзья или семья — этого не ожидал. Мы думали, что Россия, США и НАТО бряцают оружием, чтобы дипломаты поговорили, все разрядили и ситуация успокоилась. Когда я проснулась утром 24 февраля и услышала, что Путин начал войну против Украины, которая не ограничивалась "Донецкой и Луганской народными республиками", а в которой российская армия продвигается к Киеву, это был действительно шок. Это было ужасно. Каждый нормальный мыслящий человек в России понимал, что дальше жить так, как раньше, нельзя.

DER SPIEGEL: Вы родились в Одессе. У вас остались родственники в Украине? Это было причиной вашего протеста?

Овсянникова: Это война против братского народа! Ни один здравомыслящий человек не может это принять. Мой отец украинец, мама русская. Правда, я родилась в Одессе еще в советское время. Когда мне был год, мы уехали в Россию, и с тех пор я живу здесь. Мой отец умер в Одессе, там его могила. У меня еще есть родственники, тетя, двоюродные братья, но я мало общаюсь с ними. Для меня протест был в первую очередь пацифистской акцией — в интересах России и мира покончить с этим как можно скорее. Я хотел показать, что русские тоже против этой войны, чего многие на Западе не осознают. Большинство умных и образованных людей здесь против войны.

DER SPIEGEL: Есть люди, которые считают, что ваш протест был спланирован, что его организовали другие.

Овсянникова: (громко смеется) Я это читала, но вот я, реальный человек. Фейка нет, это не монтаж. Я была в студии на Первом канале, станция подтвердила инцидент, и есть коллеги, которые могут сделать то же самое. Протест был только моей идеей. Я вижу сейчас, что распространяются все возможные версии, что все силы пропаганды направляются против меня, чтобы меня оклеветать.

DER SPIEGEL: Пресс-секретарь Кремля Дмитрий Песков обвинил вас в…

Овсянникова: ... да, я знаю, что он сказал ( ред.: Песков назвал протест «хулиганством» ). Теперь я здесь враг №1.

DER SPIEGEL: Вы ожидали таких последствий?

Овсянникова: Я была настолько заряжена, зла, что хотела выразить это своим протестом. В тот момент я не думал о таких далеко идущих последствиях. Теперь я начинаю осознавать их. С каждым днем ​​все больше и больше.

DER SPIEGEL: Когда вы приняли решение? Похоже, ваш протест был давно спланирован.

Овсянникова: Мы работаем на станции посменно еженедельно: неделя рабочая, неделя выходная. Я отсутствовала до воскресенья. В тот день я купила бумагу и ручки, подготовила плакат на кухне и записала видео, которое после акции выложил в Facebook. Я никому из своей семьи, ни друзьям, ни коллегам не рассказывала о своем плане. Никто об этом не знал — иначе, наверное, все пошло бы не так. Некоторые знали, что я против войны, но не более того.

DER SPIEGEL: Что произошло в студии в понедельник.

Овсянникова: Свой рабочий день я начала как обычно, наблюдая в студии, где именно стоят камеры, как они двигаются, где я могу встать. Я очень боялась, что в конце концов все будет напрасно, если меня никто не увидит. Потом я быстро побежала в студию, мимо милиционера, который всегда дежурит там и караулит. К тому времени он уже ничего не мог сделать — я развернула плакат в руках и встала позади ведущей. После этого я быстро вернулась к своему столу и стала ждать. Потом подошло ко мне начальство, все спрашивали: "Это ты?" Никто особо не хотел в это верить. После этого начались долгие разговоры и пришли сотрудники милиции. Это заняло несколько часов.

DER SPIEGEL: На что были похожи эти разговоры?

Овсянникова: Заместитель начальника отдела новостей хотел, чтобы я уволилась. Я этого не сделала, я была слишком эмоциональна. Сегодня напишу письмо с заявлением об увольнении. Полицейские забрали мой мобильный телефон и очень вежливо рассказали мне о политической ситуации в России. Со мной также беседовал заместитель начальника Департамента по противодействию экстремизму. Он постоянно отвечал на звонки от того или иного начальника.

Чиновники долго не хотели верить, что я сама решила протестовать. Меня постоянно спрашивали, как я связана с Западом и кто на меня повлиял. Но я лишь высказала свое мнение как гражданин.

Я просила адвоката раз двадцать. Они всегда отвечали: "Вы сможете позвонить через минуту", но позвонить так и не разрешили. Мне также не разрешали контактировать с семьей более 18 часов. Меня отвезли в суд, и я там тоже была без адвоката, пока один из адвокатов, которые искали меня всю ночь и весь день, наконец не нашел меня.

DER SPIEGEL: В чем заключалась ваша работа редактором на Первом канале?

Овсянникова: Я работала в сфере иностранных новостей и контактировала с международными агентствами, такими как Reuters и Евровидение. Я следила за западными новостями, делала репортажи, записывала интервью с политиками и экспертами из-за рубежа и готовила материалы для наших передач.

DER SPIEGEL: То есть вы постоянно видели другую реальность — ту, которую сами не показывали на Первом канале.

Овсянникова: Да. Я понимаю, что каждая страна борется за свои интересы — мы находимся в информационной войне. Но в нашей стране государственная пропаганда приняла страшные формы еще до войны на Украине. Теперь, когда началась война, пропаганду терпеть невозможно. Когда я пришла в журналистику 25 лет назад, я хотела бороться за справедливость, за добро и не быть замешанной в таком обмане народа.

В общем, я думаю, что истина обычно где-то посередине — надо смотреть все источники: российские, украинские и международные. В своей работе я видел всю картину — украинские беженцы, которые сейчас находятся в Польше и других местах. Я видел украинцев, которые потеряли все из-за войны, их разрушенные дома, всех раненых и погибших. На наших экранах постоянно текли кадры из международных агентств. Но мы не показывали эти кадры на Первом канале. Даже наших мертвецов.

DER SPIEGEL: Вы долгое время работали на государственную пропаганду. Как вы смогли это вынести?

Овсянникова: Работа стала тяжелым бременем. Большинство людей, работающих на государственном телевидении, прекрасно понимают, что происходит. Они слишком хорошо понимают, что делают что-то не так. Дело не в том, что они стойкие пропагандисты — часто они совсем не такие. Они постоянно борются внутри между работой и собственным моральным компасом. Они знают, что Первый канал врет, что многие государственные каналы врут. По большей части объективной информации просто нет. Но коллегам надо кормить семьи, и они знают, что в нынешнем политическом климате другой работы им не найти.

DER SPIEGEL: Были ли вам даны инструкции о том, как вы должны вести свою работу и что можно или нельзя транслировать?

Овсянникова: Конечно, из Кремля давали указания о том, что можно и что нельзя говорить. Конечно, все четко регламентировано. Инструкции передаются от руководства вещания обычным сотрудникам. Что мы можем назвать своим именем, с какими формулировками, каких специалистов нам разрешили пригласить, а каких нет. В основном это были только представители пророссийской стороны Украины.

DER SPIEGEL: Есть репортеры из независимых СМИ, которые много лет пытались заниматься здесь качественной журналистикой, несмотря на все политическое давление и репрессии. Многие из них были вынуждены бежать за границу.

Овсянникова: Я глубоко сожалею об этом. Многие умные и компетентные люди были изгнаны. Они наше будущее. Для нашей страны это означает, что она погрузится во тьму.

DER SPIEGEL: До сих пор у вас была хорошая жизнь. Вы много путешествовали, в том числе по Западной Европе, как видно на вашей странице в Facebook.

Овсянникова: Да, у меня была хорошая жизнь, я не могла пожаловаться, это была жизнь московского среднего класса.

DER SPIEGEL: Скорее всего, это уже позади. Каковы ваши планы?

Овсянникова: Моя жизнь будет совсем другой. Я не знаю, что дальше произойдет. И кто знает в военное время? В любом случае, никто больше не может ничего планировать. Война разрушила все планы и повлекла за собой множество страданий, в том числе и катастроф. Я счастлива слышать, что другие коллеги в государственных вещательных компаниях один за другим увольняются.
 

Чиновников на всех уровнях конкретно нагибают, требуя рисовать эту недосвастику в знак поддержки "гуманитарной спецоперации". Избирком быстро прогнулся, а Элла Памфилова выступила с совершенно фееричным заявлением. Дар добросердечия, понимаешь, и великодушия...

А еще эти конченные твари заставляют маленьких детей и школьников рисовать недосвастику. Границ для них вообще никаких нет. Что, в общем-то, совершенно неудивительно.

Upd: Екатерина Шульман комментирует законность привлечения детей к пропагандистским акциям.

Крутой дизайн, знающий эксперт, аппарат на фотоэлементах, прогрессивные скидки и назовем вещи своими именами.

далее...

В России блокируют работу каких-то VPN-сервисов. Но все VPN-сервисы они заблокировать не смогут. Так что очередная статья - "Все что вы хотели знать о VPN", где приводятся ссылки на самые разные VPN-сервисы - платные и бесплатные.

А для чуть более продвинутых - проект Amnezia: там приводится подробная инструкция по поводу того, как поднять свой собственный персональный приватный VPN.

Ну и в комментариях, как обычно, делитесь собственным опытом - какой работающий VPN вы используете в России.

Черт, ну никак в ООН не примут гуманитарную резолюцию больших гуманистов, черствые люди.

Россия временно снимает запрос на голосование в Совете Безопасности (СБ) ООН по проекту своей гуманитарной резолюции по Украине. Об этом сообщил постоянный представитель РФ при всемирной организации Василий Небензя. Его слова приводит ТАСС.

По словам дипломата, такое решение принято на фоне того, что Запад вынуждает коллег не поддерживать российскую резолюцию.

«Гуманитарная резолюция, представленная Россией, западные страны не устраивает, это выдает истинные цели спонсоров первой так называемой гуманитарной резолюции Совета, и это как раз является настоящим лицемерием и цинизмом. Еще одним цинизмом является то, что на нас выходят коллеги из многих делегаций и жалуются на беспощадное давление и выкручивание рук со стороны западных партнеров вплоть до экономического шантажа и угроз», — подчеркнул Небензя. (Отсюда.)

Слушайте, какие все-таки в ООН выдержанные люди работают. Я когда на фото вижу свиную харю этой небензи - прям так и тянет этой физиономии - как бы так помягче сказать - какой-нибудь урон нанести. А они эту рожу каждый день вблизи видят. Что значит - дипломатическая закалка.

Типичные такие хроники российского эбонария. Большинство стран мира за этих уродов. Ага, ага. Совсем уже вразнос пошли.

Исполняют песню композитора Erkki-Sven Tüür «Боже, Украину храни!».

Уровень шизофрении путинских пропагандонов нарастает взрывообразно, и вот тут подготовили аккуратный список, чтобы мы ничего не перепутали.

Я вполне понимаю чувства украинских (и не только украинских) посетителей сайта, когда они натыкаются на комменты какого-нибудь "ольгинского" или просто существа с путинизмом головного мозга. Но очень прошу - не надо ничего писать им в ответ. Им же только это и нужно - совершенно независимо от того, что им в ответ напишут. Увидели это существо, нажали кнопочку, ну и все, дальше - мое дело. Я объявил здесь режим нулевой толерантности к любым попыткам повторять наглую ложь российской пропаганды.

Кстати, похоже, раздали новую методичку - судя по тому, что я уже в десятый раз здесь в комментах читаю что-то вроде "у меня тетя в Луганске живет, ее 8 лет обстреливали укрофашисты". Причем у всех них тетя живет именно в Луганске (ни на дядю, ни на Донецк ни один из них заменить не сподобился), и у всех них тетю 8 лет обстреливали. А она все никак не обстрелялась. Вот такая железобетонная тетя.

Он выложил это воззвание в различных социальных сетях.