Симоньян пишет книгу

Приходит Петька к Василию Ивановичу. А тот сидит за столом, и лихорадочно что-то корябает перьевой ручкой по листу.

- Что пишешь, Василий Иванович?
- Да вот, Петька, оперу пишу.
- Да ну! Здорово! А про меня напишешь?
- Ну да, обязательно напишу.
- А про Анку? А про комиссара Фурманова?
- Конечно же напишу. Про всех напишу. опер сказал - про всех писать.

"Старейшим из искусств был театр, он и исчез из жизни первым. Произошло это постепенно и безболезненно почти для всех, кроме моей матери: она была как раз театральной актрисой. Ее театр закрылся около 2010 года".
"в 2017 году, была восстановлена российская монархия, и моя бабушка вернулась из России после коронации нового императора"
"в 2020 году, когда вдруг пробудились одновременно все старые вулканы Земли, к ним присоединились сотни вновь возникших, и волна страшных землетрясений прошла по всем континентам, включая Австралию и Антарктиду. Многие ученые считали, что вулканы пробудились в результате постоянных сотрясений земной коры, вызванных войной Америки и ее союзников против исламского мира. Известно, чем это кончилось. Скоро американцам и арабским фундаменталистам стало нечего делить, кроме пепла".
"большая часть Европы за месяц с небольшим оказалась затопленной, дед собрал свои уцелевшие суда и организовал прославивший его имя Флот спасения. Миллионы людей были подобраны и спасены его пароходами и катерами. Бабушка утверждает, что только российский флот спас людей больше, чем Флот спасения моего деда"
"Россия в Третьей мировой войне совсем не участвовала, занимаясь своими внутренними проблемами. Это вызывало всеобщее осуждение политики русских"
"население России выросло и за счет десятков миллионов американцев-беженцев и эвакуированных во время потопа европейцев: и те и другие не желали возвращаться в цивилизованный мир"

Поэтому некоторые историографы делят всеобщую историю Живли на эру идеальных войн, в которых бились за идеалы, и соматических войн, в которых сражались за единственно верный телесный стандарт.

Эти ученые споры потонули в канонаде очередной мировой войны, в которой телесные ретрограды сразились с альянсом соматической вольности. На счастье, обошлось без крупных потерь, поскольку порубанные вражьи тела воссоединялись прямо на поле брани в лазаретницах, или полевых воскрешальнях, а главнокомандующий здесь же, на месте, посвящал в рыцари самых лихих рубак; в народе их прозвали отрубными баронами. Лагерь старотелов потерпел поражение, что рикошетом ударило по живлянским церквям, взявшим сторону консерваторов. Локальные заварухи, такие как бюстобунт или пояснично-хребетный мятеж, случались и позже, но все они были подавлены, и после установления суровой биттатуры наступил (ненадолго) мир.

В эту эпоху всевольностей лишь добродетель стыдилась показаться при свете дня. По понятным причинам проституция давно захирела, а ее заменители — девствухи и любодевы — не имели успеха: всякий знал, что истинная невинность не торчит на углу улицы, а если торчит, значит тут что-то не то. В тайных клубах целомудры целибатничали с целомудрицами, сидя на хлебе и воде. Именно в этой среде информанки персон-моделирования особенно рьяно проповедовали разврат.

Центры персон-моделирования работали в телотворительную эпоху с перегрузкой, ибо граждане двоились и троились на глазах, множа себе тела на любые оказии. Не было недостатка в миллионерах-коллекционерах; не желая ни с кем делиться радостями плоти, они размножались, разврата ради, почкованием. Персональное моделирование подобных субъектов, которые одной головой командовали целым полком тел, было нешуточной математической проблемой; в народе таких главарей прозвали телоначальниками.

Эпоха частной инициативы в телотворении продолжалась три четверти
века. Поначалу все наслаждались обретенной свободой самотворения, а в
первых рядах шла опять-таки молодежь - с дышлинами и бренчалами
парней, игривками девушек; вскоре, однако же, начались конфликты отцов
и детей, ибо появились бунтари под флагом аскезы. Молодежь обвиняла
старшее поколение в погоне за удовольствиями, пассивном,
потребительском отношении к телу, пошлом гедонизме и вульгарном
наслажденчестве; чтобы выделиться, она принимала намеренно безобразные
формы, на редкость неудобные, просто кошмарные (жутяги, тошнотелы).
Бравируя презрением к мещанской функциональности, она засовывала глаза
под мышки, а юные биоактивисты обзавелись множеством звуковых органов
(губенцы, нософоны, зумбалы, арфуши). Устраивались массовые рычалища,
на которых солисты-завывалы приводили беснующуюся толпу в нерестильную
дрожь. Потом воцарилась мода - или мания - на длинные щупальца, калибр
и сила захвата которых увеличивались по нарастающей, согласно типично
юношескому, залихватскому принципу: "Я тебе покажу!" А так как массу
змеиных сплетений никто не в силах был волочить сам, стали приделывать
себе тылоходы (охвостья), то есть шагающие шасси, которые вырастали из
позвоночника и на двух крепких лодыжках несли бремя щупальцев за их
обладателем. В учебнике я нашел гравюры, изображавшие гуляющих
франтов, за которыми их тылоходы несли целые клубы щупальцев; то был
уже закат молодежного бунтарства или, скорее, полный его крах, ведь
каких-либо целей оно не преследовало, а было всего лишь стихийной
реакцией на оргиастическое барокко эпохи.
У этого барокко нашлись свои теоретики и апологеты, утверждавшие,
что тело дано для того, чтобы иметь от него максимум удовольствия в
максимальном количестве мест одновременно; виднейший идеолог этого
стиля Мерг Барб объяснял, что Природа разместила в теле - впрочем,
скуповато - центры приятных ощущений лишь для того, чтобы оно могло
выжить; поэтому, по ее воле, любые сладостные ощущения не автономны,
но чему-то там служат: либо снабжению организма жидкостью, белками и
углеводами, либо продолжению рода и т.д. Этому навязанному извне
прагматизму пора положить конец; нынешняя робость телоконструкторов -
признак отсутствия перспективистского воображения; лукулловы или
эротические утехи - жалкий побочный продукт потрафления врожденным
инстинктам, то есть тирании Природы; недостаточно одного лишь
освобождения секса благодаря эктогенезу, ибо секс не имеет сколько-
нибудь серьезного будущего - ни в конструкторском плане, ни в плане
комбинаторики; все, что можно было тут выдумать, давно уже
осуществлено, и не в том смысл свободы самотворения, чтобы простецки,
по-плагиаторски увеличивать то да се и копировать половое старье,
разве только в большем масштабе. Нужно выдумать совершенно новые
органы и части тела, которые функционировали бы исключительно для
того, чтобы их обладателю было хорошо, все лучше, чудесно, просто
божественно.
На подмогу Барбу поспешила группа молодых одаренных конструкторов
из ГИПРОТЕПСА, которые изобрели гульбоны и шлямсы; о них с большим
шумом возвестила реклама, заверявшая, что прежние услады желудка или
же пола по сравнению со шлямсанием и гульбонством - все равно что
глупое ковырянье в носу; в мозгу, разумеется, монтировались центры
экстатических ощущений, особым образом запрограммированные инженерами
нервных путей, причем в несколько ярусов. Так возникли гульбонский и
шлямсовый инстинкт, а также соответствующие им действия, спектр
которых был необычайно богат и разнообразен, поскольку можно было
гульбонить и шлямсать попеременно или разом, соло, дуэтом, триадами, а
затем, приделывая себе ласкотки, даже в группах по нескольку десятков
человек. Появились и новые виды искусства, а с ними художники-
гульбисты и шлямсуны, но и этим дело не кончилось; к концу XXVI
столетия возникли барочные формы ушеходов, имели успех локтегрызы, а
знаменитый Ондур Стердон, который умел одновременно гульбонить,
зумбалить и шлямсать, летая на позвоночных крылышках, стал кумиром
толпы.
В годы высшего расцвета барокко секс вышел из моды; его
культивировали лишь две небольшие партии - упрощенцев и сепаратистов.
Сепаратисты, не одобрявшие распущенности, полагали, что не годится
есть капусту тем же самым ртом, которым лобызаешь возлюбленную. Для
этого потребны особые, платонические уста, а всего лучше иметь их
целый комплект, в соответствии с назначением (для родных, знакомых и
для обожаемого существа). Упрощенцы, поклонявшиеся функционализму,
поступали наоборот, объединяя что только можно ради упрощения
организма и жизни.
Позднее барокко, как всегда причудливое и экстравагантное,
создало такие необычные формы, как посиделка (женщина-табурет) и
гексон, который напоминал кентавра, но вместо ног имел четыре босые
стопы, повернутые друг к другу; его еще называли топтало по названию
танца, главной фигурой которого было энергичное топанье. Но рынок
проявлял признаки насыщения и усталости. Трудно было эпатировать кого-
либо новым телом; обзаводились ушными клапанами из натурального рога,
ушными раковинами, на которых высвечивались стигматические картинки;
бледным румянцем пульсировали ланиты дам из общества; пытались даже
ходить на гибких псевдоножках; по чистой инерции ГИПРОТЕПС
разрабатывал все новые проекты, но чувствовалось, что эта эпоха уже на
исходе.