История безнадежно женатого человека: билет в душ
[начало | предыдущий]
После
всех этих пережитых волнений мы
проспали, наверное, часа два. Анжела
проснулась в неожиданно хорошем
настроении и разговаривала со мной
очень ласково. Я даже и забыл, что она
так может. Правда, меня все время где-то
внутри буравчиком точила
предательская мысль, что она чувствует
себя виноватой, раз ведет себя так
ласково, а если чувствует себя
виноватой - значит виновата и есть,
однако я всякие дурацкие мысли
постарался гнать подальше, потому что у
нас все-таки был второй день медового
месяца (точнее, медовой недели), а мне
хотелось об этой поездке сохранить
хорошие воспоминания.
Поскольку солнце было еще высоко, я предложил сходить на пляж и немного позагорать. Однако у Анжелы оказались другие планы. Она собиралась сходить в душ и вымыть голову перед нашим вечерним походом в город. Ну, в душ - так в душ, обрадовался я. Пойдем в душ - заодно и помоемся! Но Анжела мягко, но решительно отклонила мои притязания сходить с ней в душ, заявив, что мытье головы - занятие ответственное и всякого баловства не терпит. Поэтому мне было предложено отправляться на пляж и там дожидаться ее появления, скрашивая горечь ожидания полезным для здоровья прибалтийским предзакатным загаром.
Я спорить не стал. Отказ был сделан достаточно мягким тоном - мол, милый, не упрямься, - так что я без звука собрался и отправился на пляж. Анжела обещала появиться через полчасика. У нее процесс мытья и укладки головы занимал немалое время, потому что моя благоверная до сих пор носила длинные волосы.
На пляже было совсем немного народу. Неподалеку от нашего обычного места устроилась жена одного из тех мужиков, с которыми мы гуляли прошлой ночью. Мужа рядом видно не было, и я еще подумал, что муж, вероятно, ушел мыть голову. Ну или жена ему шею намылила, и он теперь, будучи наказанным, сидит в коттедже и грустит.
Разоблачившись, я лег на полотенце и стал обдумывать ситуацию. Честно говоря, я себя весьма неудобно чувствовал от того, что во время данного путешествия все время выступал как бы инициатором всяких сексуальных забав, причем основное неудобство заключалось в том, что все эти полезные для здоровья инициативы, как правило, отклонялись, что было для меня в диковинку. Вот мне и хотелось проанализировать причины подобного явления, чтобы понять, в ком из нас кроется корень проблем. Или это я превратился в сексуально озабоченного монстра, вызывающего своими наглыми приставаниями ужас у честной и порядочной девушки, или же моя дорогая Анжела как-то внезапно потеряла интерес к этому делу.
Однако, по здравому размышлению, выяснилось, что я все-таки сгущаю краски. Анжела, конечно, резко не менялась. Просто мы первый раз в жизни начали вместе проводить двадцать четыре часа в сутки. Ведь несмотря на то, что мы вместе были уже два года, она жила у своих родителей, я у своих, и хоть мы и виделись почти каждый день, все это не носило характер постоянных интимных встреч. Виделись-то мы каждый день, но, как правило, я ее просто встречал после института (она заканчивала учиться значительно позже меня), провожал домой, там мы ужинали, некоторое время слегка хулиганили на диване в ее комнате (слегка - потому что за стенкой ее родители смотрели телевизор), после чего я отправлялся домой. А оттягивались мы, как я уже говорил, или когда чьи-то родители уезжали на дачу, или когда на какой-нибудь из студенческих пьянок обнаруживалась отдельная комната...
Вот и получалось, что любовью мы занимались не чаще раза в неделю, а то и реже. А теперь я на нее набрасывался несколько раз в день и удивлялся, почему меня постоянно отвергают. Выходит, проблема была все-таки во мне. Но как ее решать - было не очень понятно. Я же набрасывался не просто так, а организм требовал. Одно дело, когда Анжела находилась у родителей или в институте - в данной ситуации я на этих вещах и не зацикливался, - но сейчас она постоянно была рядом в своей соблазнительной юбочке, в своем соблазнительном купальнике, состоящем, казалось, из одних только веревочек, в своей соблазнительной ночной рубашке - м-м-м-м-м...
Короче говоря, я так ни до чего и не додумался. С одной стороны, раз из моих поползновений положительную ответную реакцию вызывает одно из десяти - надо было как-то умерщвлять плоть или хотя бы сдерживать поползновения. С другой - как-то мне это все не очень нравилось. Уж если во время медового месяца возникают такие проблемы, то во что это превратится в дальнейшем? А я хорошо помнил одну знакомую семейную пару своих родителей, где жена обожала жаловаться, что муж к ней в прошлом месяце ночью пристал, требуя любви. Тетка с таким возмущением рассказывала, ничего и никого не стесняясь, что она изуродовалась на работе, приготовила ужин, намотала волосы на бигуди, а этот негодяй ночью потребовал секса, да и еще имел нахальство обидеться, когда она заявила, что секс у них был не далее как месяц назад, поэтому нефиг наглеть, - что я просто диву давался, как оно вот так вот все в жизни по-идиотски бывает. А теперь, думал я, эта перспективка передо мною светит с печальной предопределенностью, если, конечно, ничего не изменится...
Честно говоря, я так и не придумал, что делать. Сначала решил попробовать не проявлять своих желаний, пока она сама не захочет. Но затем подумал, что это в корне неправильно - негоже женщине самой приставать к мужчине (хотя я был бы очень и очень не против). Но опять получать холодные отказы, а потом кипятиться по полночи - тоже как-то не хотелось. Короче говоря, толком я ничего так и не придумал. Только зря мозги вскипятил. Но тут как раз появилась моя благоверная...
Уже издалека было понятно, что она чем-то сильно раздражена. Лицо ее было чернее тучи, а по пляжу она ступала таким решительным шагом, что будь это подмостки деревянной сцены, она неминуемо бы провалилась. Я поначалу было подумал, что это ее в душе кто-то разозлил - душ представлял собой отдельно стоящий барак с кабинками, где надо было купить билет и занять очередь, - но когда благоверная приблизилась, стало понятно, что дело не в душе. Потому что со мной она заговорила шипящим шепотом, что обычно свидетельствовало о крайней степени раздражения именно по отношению ко мне.
- Тебя ни на минуту нельзя одного оставить! - прошипела Анжела, глядя на меня с ненавистью. - Сразу обрастешь какими-нибудь бабами! - С этими словами она кивнула головой на девчонку, лежащую на полотенце метрах в трех от меня.
Честно говоря, я от неожиданности даже и не нашелся что сказать, настолько это все глупо звучало. Но Анжела, вероятно, моего ответа и не ждала. Она просто развернулась на 180 градусов и ушла прочь, ступая, как статуя Командора.
Вот это номер! Кто их поймет, этих благоверных? Это же надо было меня приревновать к тетке, которая находилась от меня в нескольких метрах, причем ничто не указывало, что я с ней хоть как-то общаюсь! Правда, приглядевшись, я заметил с другой стороны еще одну одинокую девушку, загорающую на подстилке, но она от меня находилась метрах в семи. С тем же успехом можно было меня слету приревновать ко всем дамам кемпинга. Да и вообще это все выглядело как-то странно. Анжела меня никогда ни к кому не ревновала. Она, не без некоторых на то оснований, считала себя самой симпатичной в любой компании, поэтому вспышками ревности не страдала. А тут еще и ни с того, ни с сего... Честно говоря, у меня появилась крамольная мысль все-таки познакомиться с девушкой, лежащей поблизости, чтобы на меня хоть не просто так наехали, но затем я подумал, что поведение Анжелы всегда не сильно предсказуемо - черт ее знает, может, она через две минуты остынет и вернется сюда, а если застанет меня беседующим с этой подругой, то тут уж точно не миновать Содома пополам с Гоморрой в тихую Варфоломеевскую ночь... Поэтому я просто молча собрался и отправился на поиски Анжелы.
Она нашлась в коттедже. Моя благоверная сидела у столика и слегка завивала волосы. Прогноз погоды ее настроения при первом взгляде выглядел неутешительно: грозы со льдом и снегом, самумы, торнадо и даже легкие землетрясения. Однако ситуацию надо было разруливать, поэтому я сам храбро пошел в атаку, поинтересовавшись, почему она несет какую-то чушь по поводу каких-то якобы относящихся ко мне девок, лежащих в ста километрах от меня... Похоже, что именно этого Анжела и ждала, тщательно раздувая в себе гнев, как самый настоящий берсеркер. Потому что после этого я получил такой - явно заранее продуманный - поток упреков и гнусных подозрений, что чуть было не был сметен этим могучим валом за дверь. Мне припомнили все: девушек-поклонниц, присутствующих на концертах нашего ансамбля, однокурсниц из института, которые подходили ко мне поздороваться во время тусовок в институтском дворце культуры, моих пассий из нашего класса, с которыми я общался всю учебу, не обращая ни малейшего внимания на Анжелу, давнюю подругу из пионерского лагеря Наташу, с которой я дружил до сих пор, подругу Анжелы Марину, с которой я чуть было не завел какие-то шашни, мою соседку по дому Леночку, с которой я периодически общался - ну, скажем так, по-соседски (кстати, эта претензия была вполне небезосновательной), моих молоденьких учениц, которым я одно время преподавал английский язык, подрабатывая, ну и так далее и тому подобное.
Честно говоря, я просто остолбенел. Такое ощущение, что Анжела копила все эти претензии два года и вот теперь нашла момент это все высказать. И неважно, что повод был совершенно идиотский, важно то, что в этих претензиях много чего было вполне оправданным. А я-то думал, что она ничего не замечает, ни на что не обращает внимания, и ей все по барабану. Оказывается, Анжела все видела, все замечала и все понимала! Так почему же ее прорвало только сейчас?
Впрочем, анализировать все это я начал чуть позже. Сначала у меня просто потемнело в глазах от этой явной несправедливости - ведь тетка на пляже ко мне не имела отношения, с Наташей я просто дружил, с ученицами и поклонницами шашни не заводил, однокурсницами вовсе не интересовался - они мне казались какими-то слишком маленькими и инфантильными... Правда, с Ленкой кое-какие шашни были, но это, во-первых, так, по-соседски, без всяких взаимных обязательств, а потом, все остальные претензии были ведь несправедливыми! Я взорвался, проорал что-то нечленораздельное, хлопнул дверью и ушел бродить по кемпингу в состоянии сильного раздражения.
Что делать в такой ситуации - было не понятно. С одной стороны, мне очень хотелось собраться и вернуться в Москву. Но это было невозможно по очень многим причинам. Во-первых, никто из родных меня не понял, если бы я вернулся из свадебного путешествия без жены. Во-вторых, в те годы билеты на поезда, особенно в летний сезон, покупались за 45 дней, и обменять их не было никакой возможности. Так что об отъезде не могло быть и речи. Но я также не понимал, как мы проживем оставшиеся несколько дней. В Москве я бы, в конце концов, хлопнул бы дверью и ушел. А здесь куда мне было деваться? Шляться с братьями-грузинами ночью по пляжу, ночуя в лодках? Это была не сильно заманчивая перспективка... Короче говоря, я погулял по кемпингу где-то с полчаса и вернулся в наш коттедж, так и не решив, как себя вести.
Анжела сидела на кровати и читала книгу. Когда я зашел в дверь, она подняла на меня холодные глаза и совершенно спокойно спросила, есть ли у меня какие-нибудь предложения по поводу ужина. Я, слегка офонарев от всей этой ситуации, сказал, что планировал ее сегодня вывести поужинать на местный юрмальский Бродвей - населенный пункт Майори, где была сосредоточена вся культурная жизнь. Анжела сказала, что с такой постановкой вопроса согласна, так что мне надлежит быстренько одеться для этого мероприятия, и будем отправляться, так как она очень хочет есть.
Я быстро оделся, и мы отправились на автобусе в Майори. По пути я все-таки выяснил, что явилось причиной сегодняшнего взрыва. Оказывается, Анжела, ожидая своей очереди в душе, схлестнулась с какой-то теткой. Что-то они там не поделили - то ли билеты, то ли очередность. Почему-то я с самого начала так и подумал, что виной всему какое-то происшествие в душе. Вот кто их поймет, этих женщин? Никто не поймет. Никто и никогда.
