Дневник Васи Пупкина (11-й выпуск)
Дневник Васи Пупкина (11-й выпуск)
18 мая: Короче, доползли мы вчера с
папиком до какого-то магазина с гордой вывеской
"Бутик от Версаче". Странное какое-то
название. Что значит "бутик"? Какое-то
уменьшительно-ласкательное прозвище, типа
"Бобик" или "Шарик". Назвали бы прямо,
без уменьшения – "Бут"! В смысле, что здесь
вас всех сейчас это… бут, короче. Заходим внутрь,
папик сразу перышки распушил, кольцо свое чего-то
там каратное вперед выставил, прям, вылитый
голубь на помойке. К нам сразу девка подбегает,
чистая змеюка. Чего, говорит, угодно благородному
джентльмену. Это она к папику так обращается, а на
меня – ноль внимания. А я стесняться в таких
местах не привык. Говорю, где это у вас здесь
самая наимоднючая бандана? Папик, зараза, мне на
ногу наступил и этой гадюке лебезит, дескать,
милая девушка, не могли бы вы одеть этого
молодого милорда, а то он у нас как будто только
что с гор спустился. Видали? Родного сына позорит
перед какой-то пергидролевой блондинкой, чтобы
впечатление произвести. Ну, змеюка как услышала,
что ей не с папиком возиться, а с юным грязноватым
сынулей, сразу притухла, улыбочку свою мерзкую
притушила на полфитилька, но виться вокруг
продолжает.
- Идите, - говорит, - молодой человек в примерочную.
Вами там займутся. Оденут и обуют по полной
программе. А вы, - это она папаше, - присаживайтесь
здесь, и мы обсудим – что лучше всего подойдет
вашему сыночку.
Сели они с папашей на диван и начали выдавать
такую гору улыбочек, смехуечков и прочей лабуды,
что мне чуть плохо не стало. Я сразу вспомнил, как
первый раз услышал песню в исполнении Сенчиной.
Примерно такое же ощущение было полной тошноты в
желудке. А на меня набросилась очередная змеюка и
поволокла в примерочную. Завела и заставила
раздеться до трусов и носков. А у меня – беда. Я и
забыл, что один носок с дыркой надел. Не думал, что
раздеваться где-то придется. Пришлось как аисту
стоять: на одной ноге, другой закрывая дырку. А
змеюка, зараза, сначала туфли какие-то принесла.
Папик, видать, решил начать снизу, чтобы
постепенно дойти до самой сути. Поставила она
передо мной туфлю, а я, чтобы дырку не заметили,
сразу рваным носком в него – фигак! Только не
рассчитал. Туфли оказались летние, тонкие, и от
моего боевого вбрасывания ноги носок туфли сразу
порвался. Главное, что обидно: сквозь порванный
носок ботинка горделиво просвечивает моя родная
дырка. Змеюка как увидела прямой ущерб фирме
Версаче, так сразу завыла как паровоз, что,
дескать, я совсем одурел, что разве можно так
сильно ногу вбрасывать! Схватила туфлю и
побежала к папику скандалить. А тот с блондинкой
так рассиропился, что только отмахнулся: мол,
тащите другие, а с этими – разберемся.
Змеюка притащила другие туфли и заявила, что сама
произведет ввод ноги, потому что мне больше не
доверяет. А мне-то что? Дырку она уже видела.
- Давай, - говорю, - вводи. Только ноготь мне не
сломай.
А змеюка, зараза, интересуется – неужели среди
молодежи сейчас модно с дырками на носках ходить?
- Естественная вентиляция, - говорю. – Лето на
носу. Понимать надо.
А девка – такая жучка! Чтобы свой чертов туфель
не порвать, мою ногу так и вертит, так и крутит! Я
один раз даже упал. Хорошо еще, что на нее
свалился и не ушибся. Тут в примерочную папик
заходит – сияющий, как после приема на работу
новой секретарши. А мы со змеюкой - оба красные и
злые. Папик заявляет, что они с Анжеликой
Петровной (это блондинку так зовут) посовещались
и решили, что мне нужен серый костюм с голубой
искрой. Я сказал, что лучше себе все волосы на
голове сожгу, чем надену костюм с голубой искрой.
Папик заявил, что мне хорошо бы перестать
выставлять себя идиотом, и что костюм сейчас
принесут померить. Тут приходит блондинка и
тащит это угробище в голубую искру. Они со второй
змеюкой меня туда запихнули и поставили перед
зеркалом. Ну, что сказать об открывшемся виде?
Прям молодой лорд Байрон, вернувшийся из
африканского плена и всю ночь пропьянствовавший
с русскими матросами. Я такой костюм даже в
полной темноте одеть не рискну, не то, чтобы в нем
куда-то пойти. А змеюки стоят рядом с папиком и
нахваливают, дескать, какой у его сына теперь
мужественный вид, как хорошо светится голубая
искра на ляжке, словом, поют как хор имени
Пятницкого по субботам. Папик размяк, кричит –
несите рубашку, галстук и запонки. Короче, одели
меня с ног до головы, и стал я – вылитый Дима
Маликов, только без перхоти. Конечно, пару раз
попытался поднять бунт на корабле, но папик тихо
пообещал, что в случае народных волнений сразу
делает предупредительный выстрел в голову.
Набрали мы коробок пять: костюм, галстук, туфли,
рубашку и запонки. Вторая змеюка даже носки
заставила купить, потому что, дескать, с дырявыми
носками можно запачкать моими грязными ногами
туфли, которые хранят светлую память о Версаче.
Подошли к кассе, сели в кресло и блондинка стала
на аппарате цифрами щелкать. А нам кофе принесли
и конфеты. Обхаживают, так сказать, важных
клиентов. Досчитало это чудо современной химии и
заявляет, что с вас, папаша, всего-навсего
какая-то фигня в размере семи тысяч двухсот
пятидесяти двух долларов в национальных
американских буказоидах. Но поскольку мы такие
важные клиенты, сказала блондинка, лично товарищ
Версаче делает нам скидку в два доллара. Видали?
Тут не только я офигел со страшной силой. У самого
папика конфета вместо желудка куда-то между
ребер провалилась. Он так покраснел, что я думал
– хватил кондратий моего родного папашку прямо в
бутике. Наступила тяжелая, гнетущая тишина (эту
фразу я в какой-то книжке вычитал). Видно было, что
папика со страшной силой раздирают внутренние
противоречия. С одной стороны – он тут перья
распушил так, что подметать дня два придется. С
другой – надо быть идиотом, чтобы за это барахло
отдавать такие деньги. Тем более, что костюм, если
честно, помойка редкостная. Даже папику это
сейчас стало ясно. Одно дело – с блондинкой ля-ля
сю-сю часок разводить, с другой – честно
уворованные у акционеров деньги вот прям так
отдавать за это безобразие. Но папик у меня -
молодец. Откашлялся и важно заявил, что забыл
кредитную карточку дома, поэтому, дескать, пускай
они тут все уложат, а мы сейчас за кредиткой
сходим и вернемся за своими покупками. Эти
змеюки, конечно, набычились, но делать нечего. С
папика только потребовали расплатиться за
порванные моим дырявым носком туфли. Да, фигня
всякая. Девятьсот восемьдесят пять долларов,
если вас не затруднит. Можно мелкими купюрами.
Вышли на улицу, идем как Наполеон из Москвы. Я
попробовал было напомнить, что кое-кто возражал
против всяких версачей, на что папик сказал, что
он – совсем не Иван Грозный, и что посоха ему не
нужно, чтобы внушить сыну уважение к родителю.
Потом помолчал и спросил – про какой такой
"Левис" я ему говорил? Я радостно отвечаю,
что совсем рядом: одна остановка на такси. Еще
стратегически сказал, что категорически
возражаю против покупки ковбойской шляпы, на что
папик набычился и заявил, что если отец захочет
купить своему дорогому (в прямом смысле слова)
сыну шляпу, то чтобы этот сын не смел и пикнуть.
Вот так вот, ребята. Висит в шкафу моя роднулька!
Джинсовый костюмчик! Джинсики, курточка,
ковбойка и шейный платочек с рекламой вредных
для здоровья сигарет марльборо. А снизу -
ковбойские сапожки стоят. Папик сказал, что в них
вообще без носок ходить можно, раз у меня на них
такая идиосинкразия. А на шкафу – чего лежит?
Настоящая ковбойская шляпа, чтоб я сдох! Тактика
– великое дело. Конечно, это тоже все в копейку
влетело. Четыреста пятьдесят долларов. Но папик
сказал, что ему для единственного наследника
ничего не жалко. Сыновнюю любовь и уважение,
сказал папик, не купишь ни за какие деньги. А из
порванных туфель за тыщу баксов он себе сделал
домашние тапочки. Говорит, что очень удобные.
***
