Поехал в свой испанский банк - порешать всякие вопросы со своим менеджером. Ну, какие SMS-сообщения присылать (это через интернет-банкинг не делается, только с менеджером), какие кредитные карточки закрыть (в Испании ими пользоваться нет никакого смысла) - в общем, обычная текучка. Общались минут двадцать на испанском: я был в ударе, даже ни разу не заглянул в словарь (с).

Все порешали, все сделали, прощаемся. Мендежер встает, жмет мне руку и совершенно серьезно говорит по-испански: "Алекс, а я ведь даже уже начал понимать твой русский".

Я теперь думаю: это был такой комплимент или он действительно начал русский изучать?

P.S. Сразу вспоминается старый анекдот про парижский магазин, где висела вывеска: "Здесь понимают тот французский язык, который вы учили в школе".

P.P.S. Ну и в тему русского испанского. Вот это невыносимо прекрасное сотворили ребята из одного кубинского отеля. Официальный перевод на русский, между прочим (прислали такой документ). Понятно, что скормили переводчику Гугла и не парились (хотя и для Гугла что-то совсем круто). Но последний абзац вставляет безмерно.

Как-то надо было снять показания счетчика в новом доме. А тут с этим делом сложности: счетчики стоят в шкафу на весь блок домов, причем номера домов там не указаны. Это надо с представителем электрической компании звонить в контору, называть номера счетчиков, а они в результате скажут, к какому дому счетчик относится - так вычисляется свой. Непростая, в общем, процедура.

Пришел представитель, электрик. Вызываем президента кондоминиума - только он может открыть этот шкаф. Пришел президент, открыл президентским ключом. Дальше электрик звонит в контору и просит меня зачитать номера счетчиков - так выяснят, где именно наш.

Зачитываю цифры первого счетчика. Последние цифры - 69. Произношу. Электрик начинает ржать. Причем как лошадь. На вопрос, чего он так ржет, электрик, давясь от смеха, объясняет, что я сказал "69", а 69 - это поза такая в Камасутре. Оборжаться.

Тут я понимаю, что не все понимаю в местном юморе. Число 69. Слышь, Бивис, он сказал - "шестьдесят девять" (sesenta nueve) - офигеть как смешно!

Ну, ладно.

Через какое-то время приезжает доставка из мебельного - кровать и шкаф для гостевой комнаты. А в гостевой комнате стоит маленькая кровать и книжный шкаф (вместо одежного), которые надо спустить в гараж в кладовку. Мы оплатили доставку и сборку. Приехали два горячих латиноамериканских парня, которые привезли мебель. Я их попросил спустить в гараж старую кровать и шкафчик. Горячие парни не сразу согласились (звучали фразы на испанском из серии: "А ты сам - не мужик, что ли"? или "У нас нет на это времени"), но в конце концов впряглись. Понесли книжный шкаф (обычный, икеевский, небольшой и легкий) в кладовку над гаражом. Принесли. Стали устанавливать - и я увидел, что шкаф по высоте там влезает уже в упор, поэтому попросил их шкаф не ставить, а положить. Парни стали ржать. На вопрос, чего они ржут, парни ответили, умирая со смеху: "Положить шкаф". И продолжали ржать. Слышь, Бивис? Положить шкаф!

К счастью, при этой волнующей сцене присутствовала наша помощница-каталанка, которая смотрела на парней взглядом безразличным и даже суровым. (Хотя вообще она любит посмеяться и пошутить.) Я ее спросил, чего они смеются.

- Не обращай внимания, - ответила каталанка. - Это же латиноамериканцы. Они над всем смеются.

Но мне теперь это покоя не дает. Нет, я знаю, что у латиноамериканцев обычная испанская фраза "coger un coche" (взять машину) означает "поиметь машину", но вот что означает фраза "положить шкаф" - пока предположений нет. Буду выяснять, прям интересно. Может, это означает "секс с норвежкой"?

Утром встал - думаю, что надо мне в город-то скататься. А то у нас сегодня сплошные разъезды, надо что-то купить. На машине не поехал - проще на общественном транспорте. Дошел до станции метро - еду. Доехал до своей, а выход там почему-то через рельсы и через какой-то боковой проход. Рядом с рельсами возятся рабочие, переговариваются. И слышу - говорят по-русски. Ну, неудивительно, тут, в Испании, русских много. Понаехали, понимаешь.

Выхожу на улицу - ищу станцию электрички, мне дальше на электричке. Она там рядом, сажусь в вагон, еду. И что-то у меня ощущения какие-то странные - как будто я нахожусь вовсе не там, где надо. А мне возвращаться надо побыстрее, сегодня - сплошные разъезды.

Ну и что-то я совсем занервничал, так что вышел на следующей же остановке. Схожу с платформы - точно, я где-то не там. Во-первых, вокруг все разговаривают по-русски. Это как раз не фокус - достаточно зайти в Испании в магазин Carrefour в августе месяце. Но, во-вторых, обстановка какая-то совсем не испанская. И что меня сразу убило - рядом с платформой стоял киоск, в котором продавались видеокассеты! Ну, знаете, такие черненькие штучки с лентой, которые были популярны в прошлом веке. На этих кассетах в киоске еще надписи в торце ручкой были сделаны.

Ну, думаю, что-то совсем странное. Ладно еще - попал в какой-то Зажопинск, что в Средних Гребенях. Так не в прошлый век-то! Даже там кассеты вряд ли сохранились: лично я уже лет десять даже DVD в руках не держал, одни Blu-ray!

Думаю - надо водички купить попить, может, в мозгах прояснится. Смотрю неподалеку - киоск. Водичка, пивасик, водовка, чипсы и прочие культурные сникерсы.

Рядом с окошком с продавцом (точнее, с продавщицей) разговаривает девушка - школьница старших классов.

- Вы дядю Колю помыли-почистили? - строго спрашивает продавщица.

- Да, мам, все сделали, - отвечает девушка.

- Ну тогда на поводок его - и идите гулять, - командует продавщица.

Ну то есть обычный такой бытовой разговор.

- А можно мне маленькую бутылочку водички? - спрашиваю я продавщицу.

Так неохотно отрывается от беседы с дочерью и смотрит на меня тяжелым и слегка брезгливым взглядом, которым продавщицы нередко смотрят на людей в очках, покупающих сухое вино вместо водки.

- Рупь шестьдесят две, - говорит она голосом мерзким, как неисправный фагот.

Небось про дядю Колю-то спрашивала, как нежная валторна.

Достаю два рубля, даю ей, в ответ получаю сдачу, бутылочку воды и кучу каких-то небольших прямоугольных листочков.

- Это что? - спрашиваю я недоуменнно.

- Промоматериал, молодой человек, - отвечает продавщица снисходительно: мол, до очков дожил, а что такое промоматериал - не знает, дубина.

Прямоугольнички были цветастенькие и действительно что-то рекламировали. Концерт Стаса Михайлова, Ночной клуб "Бонтон" со стриптизом, новый магазин игрушек "Кровавая смерть", книга профессора Муданцева "Как нам перереорганизовать Россию", бестселлер Владимира Соловьева "Мы - русские! С нами "Бук"!". В общем, все как обычно.

Тут я вспоминаю, что мне на электричке надо назад двигать.

- Девочка, - спрашиваю я дочку продавщицы, которая так и продолжала стоять у окошка. - А где тут переход на ту сторону?

- Вон там, - машет рукой девочка и дает мне какую-то брошюрку.

- Что это? - спрашиваю я.

- Пособие для толстяков, которым трудно подниматься по лестнице, - объясняет девочка.

"Вот ведь сучка", - думаю я, вежливо благодарю ее нервным подергиванием мышц лица и отправляюсь в сторону перехода.

По пути вижу, что через переход можно не переться, потому что все переходят через рельсы и просто влезают на платформу.

Пошел туда, перешел начинаю карабкаться на платформу, цепляясь руками за какую-то арматуру, но потом вдруг думаю: а что дальше-то? Что я нахожусь не под Мадридом, а в России - уже понял. Но пока не понял, как мне обратно-то в Мадрид добраться.

Также я понял, что, скорее всего, крепко сплю. Но не понял, как мне проснуться и оказаться под Мадридом. Да, есть вариант сесть в обратную электричку, там заснуть внутри сна, а потом уже проснуться над сном. С другой стороны, думаю я, а чего ждать? Давай, просыпайся - и начал стучать себе в черепок изнутри головы.

Кстати, помогло. Насыпь, арматура, платформа - стали расплываться, потом вокруг появилась чернота с какими-то белыми кругами посередине, ну и через секунду возникли стены моего гостиничного номера. С приездом!

Ничего себе, короче говоря, за хлебушком сходил.

1986 год, лето, я закончил третий курс МАИ, где учился на седьмом факультете: что именно там изучали - я не знаю до сих пор, потому что факультет был жуть как секретный. Я уже успел жениться и, что самое главное, уже успел развестись.

В июне отработал на практике на заводе, а на июль-август поехал в родную деревню - все равно больше делать было нечего, так как в строяк я тогда не попал: чертова тетка в поликлинике что-то там не оформила в моей медицинской карте. Впрочем, мне повезло: в то лето строяк был в Москве на чугунолитейном заводе имени Войкова, и мои однокурсники там серьезно подорвали здоровье, чего я счастливо избежал.

В деревне из пацанов никого не было: московские друзья разъехались кто куда, деревенские друзья кто сидел, а кого убили.

Впрочем, совершенно неожиданно обнаружилось, что в деревню вернулся Юра Михайлов - один из самых крутых местных пацанов. Он был года на два старше меня. К окончанию моего третьего курса Юра уже прошел свои университеты: отсидел за убийство, а потом еще и в ЛТП полгода отметился для порядка – страна активно боролась с пьянством.

В то лето Юра предавался легкой поэтической флегме: находился под следствием за очередное убийство и скоро должен был сесть уже надолго.

В детстве я с Юрой мало общался – ну, точнее, он со мной мало общался: он был, как я уже говорил, самым крутым парнем на деревне, а я был – какой-то задрипанный московский дачник, которых на деревне за людей не считали.

Однако этим летом кроме меня в деревне никого не было, и мы с Юриком как-то неожиданно сильно задружились. Он мне рассказывал о тюремном житье-бытье, а я ему рассказывал, что вообще в мире творится: кругозор Юрика по вполне понятным причинам был ограничен родной деревней Нью-Фетинино, ближайшим городком Кольчугино, владимирским централом, ветер северный, и владимирским же ЛТП. Но два раза в жизни Юра выезжал в сам стольный град Владимир и сохранил об этих поездках самые чудесные воспоминания.

Особенно Юрика интересовали заграничные фильмы, которые я ему пересказывал. Причем сцены из этих фильмов мы с ним потом разыгрывали. Самой любимой у нас была сцена из «Королей шутки» Клода Зиди: это где комик Гаэтан едет в маленький театр, находящийся в плохом районе, нарывается на местных хулиганов, глава хулиганов садится за руль роскошной машины Гаэтана, ведет ее к театру, вылезает из-за руля и говорит бархатным баритоном: «Твоя колымага – бле-е-еск».

Мы с Юриком разыгрывали эту сцену, приезжая потусоваться в поселок с поэтичным названием «49 километр», находящийся рядом с железнодорожной станцией: там летом было полно молодняка. Мы туда прибывали часов в 11 ночи на мотоцикле: у Юрика был крутой байк под названием «Минск», который в хорошую погоду мог разгоняться аж до 60 километров в час, и Юрик мне любезно разрешал водить это чудо природы. Мы приезжали к местному клубу, останавливались и наблюдали за тем, как куча молодняка при виде нас (прямо скажем, при виде Юрика, который был в огромном авторитете) резко замолкала. В гробовой тишине мы медленно слезали с мотоцикла и садились за пустующий стол, стоящий рядом с клубом. Тут же вся стайка с крыльца клуба перемещалась за стол, причем в гробовой тишине: все ждали, когда заговорит Юрик.

Юрик смотрел на меня, доставал папиросу, закуривал, медленно выпускал дым, а потом бархатным баритоном произносил: «Твоя колымага – бле-е-еск», и тут же все толпа угодливо начинала ржать, непонятно почему. Так, на всякий случай, раз Юрик соизволили заговорить.

Представление это не надоедало ни Юрику, ни молодняку – мы это проделывали раз десять, не меньше.

Мотоцикл «Минск» Юрик очень любил, несмотря на то, что даже в те времена «Минск» считался отстоем – тогда рулила «Ява». Но Юрик говорил, что «Минск» сам знает дорогу домой. Я все не понимал, о чем он, пока в один прекрасный день, ожидая Юрика у его дома, не увидел, как Юрик на мотоцикле приехал из города, куда он ездил по каким-то там делам. Ехал Юрик совершенно нормально: ровно, не виляя. Доехав до угла дома, Юрик заглушил движок и упал с мотоциклом на бок. Я подошел посмотреть, не случилось ли чего, и увидел, что Юрик пьян – ну просто в ноль. В дрова. Пришлось звать его брата, чтобы Юрика оттащить на кровать – он был в полной отключке. Как он доехал двенадцать километров по бездорожью из города – было совершенно непонятно. Вероятно, его «Минск» довез, за что Юрик мотоцикл и любил.

В один из дней мы в очередной раз собрались на поселок «49 километр» - хотелось побыть среди людей. Сели на мотоцикл – поехали. Я, как обычно, сидел за рулем. Было уже совсем темно: половина одинадцатого вечера, а на дворе стоял конец августа.

На околице деревни навстречу нам попался трактор, который возвращался на базу после трудового дня: он убирал пшеницу, рожь и всякое такое. У трактора ярко светили фары, которые меня совершенно ослепили. Однако дорога там была одна, и я знал, что мне просто нужно проехать справа где-то в метре от трактора, чтобы оставаться на дороге. Когда мотоцикл поравнялся с трактором, Юрик сидящий сзади, вдруг резко толкнул меня вбок, и мы с ним и мотоциклом упали набок в траву. И вдруг я увидел, как над тем местом, где только что находилась моя шея, проплывает жуткая на вид конструкция с огромными стальными зубьями: с помощью этой штуки трактор убирал пшеницу. По всем правилам по окончанию работы тракторист должен был поднять устройство вертикально, но этот прекрасный человек предпочел ехать по темноте, опустив зубья на уровень моей шеи – видать, ему тоже хотелось в тюрьму за непредумышленное убийство.

Юрик, лежа в траве, ржал, как конь: ему почему-то было очень смешно. Мне же это все смешным не показалось – уж непонятно, почему. Впрочем, я тогда долго размышлять над произошедшим не стал: ну, чуть не убился, ну, Юрик спас мне жизнь. Мы поднялись и поехали на поселок – в очередной раз разыгрывать твою колымагу блеск.

А слегка заколбасило меня только на следующий день: когда я понял, что имел все шансы вот так вот по-глупому закончить свое земное существование – из-за какого-то уродского тракториста.

Вот тогда я и осознал, что такое бренность бытия. Вот так живешь-живешь, а потом раз – и нету тебя. Впрочем, чего печалиться-то? Все же обошлось.

А Юрика потом опять посадили. Но ненадолго. Он вышел, вернулся в деревню. В какой-то момент во время очередной пьяной ссоры Юрика убили. Причем - и в этом не было никаких сомнений - Юрик сам нарвался: во хмелю он был страшен и буен. Его убийцу даже не посадили – посчитали, что это была самооборона (и это правда), ну и приняли во внимание его положительные характеристики с места работы.

Так что Юрика нашла его собственная бренность бытия. Хотя в данном случае это было совершенно неудивительно.

Захожу в магазинчик с выпечкой - купить круассанов. За стойкой продавщица рубенсовских форм - видать сама этой выпечкой очень увлекается. Смотрю на круаcсаны со всякими начинками.

- А вот у этого круаcсана что внутри? - спрашиваю продавщицу.

- Холестерин, - мрачно отвечает та.

Мужик с теткой приезжают в свой дом в деревне. Ярко светит солнышко, вокруг все цветет. Красота кругом - невыносимая. Яблони и вишня - в цвету, пахнут совершенно одуряюще. Умиротворяюще жужжат пчелы и поют птички. Хочется упасть в траву и лежать там, глотая сочный воздух - такой вкусный после городского смога.

Они заходят в дом, жена сразу начинает хлопотать: варит картошечку, нарезает привезенную с собой колбаску. Потом быстро бежит в огород, срывает с грядки лучок, укроп, петрушечку. Моет зелень выкладывает на тарелочку. На стрелках лука маслянисто блестят капли воды.

Картошечка готова - выкладывается в глубокую тарелку, на нее кидается здоровенный кусок масла, которое тут же начинает таять, обволакивая картошку. Жена мелко режет укроп с луком и посыпает зеленью картошечку.

Муж достает из сумки-холодильника запотевшую бутылку водочки, перед поездкой выдержанную в морозилке, чтобы была "минус сорок", наливает рюмку себе и жене.

Садятся за стол. Накалывают на вилки картошку и колбаску - закусить. Чокаются - и медленно, с диким наслаждением, выпивают это пронзительно холодное счастье, которое тут же отзывается приятным теплом в животе.

Муж довольно закуривает, жена ест картошку с зеленью, пока горяченькая.

Муж нехотя достает телефон из кармана и смотрит в него. Потом ка-а-а-а-ак даст жене подзатыльник.

- За что-о-о-о-о-о?!! - возмущается жена.

- Ну просил же сразу по приезде под моим аккаунтом в Foursquare зачекиниться! - отвечает муж.

Сижу, работаю. Снизу на улице со страшной силой завывает газонокосилка. Ненавижу этот звук, а панель на террасу закрывать не хочется, потому что свежий воздух с газонокосилкой - это все-таки лучше, чем отсутствие свежего воздуха с тихой газонокосилкой.

Наконец, после получаса этих мерзких завываний (куда еще включался прекрасный мужчина с пылесосом для листьев, который меня давно доводит), я, не выдержав, схватил что-то не очень тяжелое - кинуть в косца - и побежал на террасу.

Смотрю вниз - а там косит траву на нашем участке садовник, которого наняла жена, чтобы он привел в порядок садик, насадил кустов, цветов и прочих кактусов.

Вот теперь думаю: лишь бы соседи в него чем-нибудь не кинули! Впрочем, он, наверное, мужик привычный. Работа у него такая. Нервирующая.

Роспотребнадзор отказался пускать в Россию пять видов коньяка, которые собиралась поставлять в страну грузинская компания «Братья Асканели». По словам руководителя ведомства Геннадия Онищенко, предоставленная продукция даже не содержала коньячных спиртов. При этом вина той же компании к импорту допущены. (Отсюда.)

В винах, судя по всему, коньячные спирты содержались.

Кстати, была у меня одна история с этим грузинским коньяком. Был у меня в старые времена знакомый по имени Максим. Он учился на медика, поэтому отличался жизнелюбием и определенным цинизмом. (Никогда не забуду, как на одном из ужинов Макс на примере свиной рульки показывал, как нужно правильно вырезать опухоль.)

Как-то раз звонит Макс вечером и спрашивает, не нужно ли мне немножко грузинского коньяка по очень скромной цене. (А тогда потихоньку заканчивались безалкогольные времена, с алкоголем продолжались всякие сложности.) Мол, у него есть друг-грузин, так у того папа приехал в Москву и привез с собой немножко коньячка. Привез даже с излишками, которые они готовы продать хорошим людям.

Ну, говорю, конечно, я возьму немножко грузинского коньяка. Как не взять? Заодно с тобой и выпьем. Окей, отвечает Макс, тогда я тебе через часок это дело привезу.

Через часок раздается звонок в дверь. Открываю - а за дверью стоит что-то странное. Какая-то непонятная синяя бандура огромных размеров, которую с большим трудом удерживает Макс.

- Это что? - спросил я потрясенно.

- Это коньяк, - ответил Макс, протискиваясь в дверь.

- Никогда не видел настоящий грузинский мех для вина, - сказал я, помогая Максу втащить бандуру.

- Это не мех, это кислородная подушка на тридцать пять литров, - объяснил Макс, отдуваясь.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что под "немножко" привезенного папой грузинского друга коньяка подразумевалась железнодорожная цистерна.

Как и куда мы потом разливали эти 35 литров - стоит отдельного рассказа. Достаточно сказать, что варенье из двух трехлитровых банок было безжалостно выброшено, потому что коньяк - он ценнее. Ну и я потом еще с месяц находил коньяк, налитый в самые неожиданные сосуды. Один из этих сосудов был вазой для цветов, которую накрыли газетой. Жене потом кто-то притащил цветы - судьба их была безрадостной. Равно как и вкус коньяка из этой вазы.

Кстати, как ни странно, со всей подушкой справились за каких-то полтора месяца. У меня сразу обнаружилось столько друзей, столько друзей. Все были готовы приходить в гости хоть каждый день.

Министерство связи начало сворачивать программу по установке и обслуживанию таксофонов. Об этом пишет 27 декабря Forbes со ссылкой на главу ведомства Николая Никифорова. По данным «Известий», государство также откажется от пунктов коллективного доступа в Интернет, расположенных в отделениях "Почты России".

Отказ от таксофонов в министерстве объяснили чрезмерными затратами. По словам Никифорова, «каждый позвонивший, каждый воспользовавшийся автоматом обходится бюджету в 35 тысяч рублей. Проще на эти деньги ему iPhone подарить». (Отсюда.)

Разумеется, все для блага народа. Я прям так и вижу, как минсвязи дарит каждому, кому реально нужен таксофон, по айфону. Аж слеза наворачивается от этих милых картин.

Кстати, в странах, где благосостояние населения слегка получше, чем в России (мягко говоря), от таксофонов никто не отказывается.

А я тут в связи с таксофонами вспомнил одну старую историю. В начале девяностых чтобы позвонить, например, в Америку - приходилось ездить на центральный телеграф и заказывать разговор. Это само по себе было занятием непростым, а там еще и народу собиралось - тьма, поэтому приходилось долго стоять в очереди.

Приезжаю в очередной раз, стою в очереди. Подходит ко мне молодой парнишка, по виду - студент. Тебе куда звонить, спрашивает. Отвечаю, что в Америку. Хочешь, говорит он, позвонить в Америку за 100 рублей (условно говоря)? Я спрашиваю - сто рублей в минуту? Нет, отвечает парнишка, просто за сто рублей. И говори, сколько хочешь. А тогда, условно говоря, звонок как раз и стоил что-то вроде 100 рублей в минуту.

Я, разумеется, думаю, что это какой-то развод и говорю парнишке, что вперед ничего платить не буду. Да и не надо, отвечает парнишка: сначала разговариваешь, потом платишь.

Ну, такой вариант мне нравится и я соглашаюсь. Пойдем, говорит парнишка, выводит меня из здания телеграфа и подводит к обычным таксофонам, которые там висели на стене. Их было штук десять. У таксофонов тусовался второй парнишка и, как сейчас помню, у одного из аппаратов стоял здоровенный грузин и с неподражаемым акцентом орал на всю Тверскую: "Але! Нью-Йорк? Это Нью-Йорк? Гиви - это ты?"

Гиви из Нью-Йорка, судя по всему, ответил, и тут я понял, что это - не развод. Первый парнишка попросил у меня номер телефона в Штатах и две копейки. Взял бумажку, кинул две копейки в таксофон, набрал какие-то цифры, а потом поднес к трубке радиоприемник из детского конструктора, нажал кнопку и из динамика радиоприемника раздался тоновый сигнал. После этого парнишка набрал штатовский номер, там ответили, я взял трубку и поговорил с мужиком из Нью-Йорка, который тогда продавал кое-какие мои программы. (Кстати, он неплохо их тогда продвал, жаль только, что я из этих денег не увидел ни цента.)

Парнишки про технологию звонков не рассказывали, конечно, но было понятно, что они выяснили, с помощью какого тонового сигнала можно было таксофон переключать на заграничную линию. Этот сигнал и воспроизводился в динамике приемника. В результате чего можно было говорить с заграницей сколько хочешь за две копейки.

Кстати, срабатывало это далеко не с каждым таксофоном, а буквально с десятком по всей Москве, причем они были расположены рядом с центральным телеграфом и центральным почтамтом.

А ведь мне говорили, что французы ненавидят блогеров. Также они ненавидят любые другие нации, нефранцузскую еду и много чего еще, но блогеров они ненавидят больше всех. Мне это говорили перед поездкой в Париж. Коси, говорили мне друзья, под кого хочешь - под журналиста, под оптимиста, даже можешь под еврея косить - только не говори, что ты блогер. Это будет конец всему. А я, дурак, не верил.

Началось все с аккредитации на сайте. Я заполнил все формы, на просьбу прислать свое журналистское удостоверение ответил, что у меня его нет. Потому что я - не журналист. Я блогер. Я могу нарисовать любое удостоверение в "Фотошопе", но нахрен мне это надо, когда за 13 лет блогерства у меня удостоверение не спрашивали ни разу. В ответ на это вежливые французы сказали, что не пошел бы я куда подальше, раз я не журналист.

Я написал в компанию "Ауди", которая меня приглашала, и мне сказали, чтобы я не дергался - мол, решим вопрос.

Прилетел в Париж, поехал на выставку. От "Ауди" мне сделали официальное письмо с кучей печатей и с текстом на английском и французском о том, что они меня, блогера, приглашают на выставку и просят зарегистрировать как журналиста.

Я отстоял в длинной очереди в кабинку регистрации, там взял бланк, вписал свои данные, приложил визитку и письмо от "Ауди". Приятная девушка по имени Рита взяла мои бумаги и отдала совсем неприятной девушке Луиз, сидящей за компьютером. Луиз посмотрела мои бумаги и сказала (по-французски, разумеется): "А чо за хрень такая? Где у этого пряника номер журналистского удостоверения"? На что Рита ей ответила: "Да это какая-то ошибка. Порви это дерьмо и выкини".

Надо сказать, что это, с одной стороны, происходило на моих глазах, но, с другой, я не знал, что рвут мою заявку, причем еще и с письмом от "Ауди".

Поэтому я стоял у стойки полчаса и ждал, когда мне распечатают бумажку для прохода на выставку. Через полчаса я спросил у Риты, какого хрена. Рита мило улыбнулась, сказала, что потеряла мое заявление и предложила заполнить его заново. Я заполнил. Рита посмотрела заявление, страшно удивилась и сказала, что понятия не имеет, кто такие эти блогеры, и что вам, мсье, надо в другой конец вагончика к другому регистратору. Ну, к другому так к другому. Отдайте, сказал я, мое письмо от "Ауди". Потому что без письма даже нечего и соваться - регистрации с сайта у меня ведь нет.

Какое письмо, безмятежно спросила Рита. Такое, ответил я, которое вам дали полчаса назад. Верни письмо, милая девушка (я сказал "сука", но по-русски). Рита начала со скучающим видом рыться в бумажках. Не нашла. Потом пошла к корзине и стала рыться там. Нашла мое письмо, разодранное пополам.

Но Рита была очень любезна. Она склеила письмо степлером. И даже почти извинилась. Она сказала, чтобы я не расстраивался. Может, парень, сказала Рита, ты еще и попадешь на выставку. Хотя я бы, заметила Рита, на это не очень бы рассчитывала.

Я тогда решил, что она просто шутит. А зря. Подошел к другому отделению кабинки. Там был плакат "Для блогеров" (по-французски). Сунул свои бумаги. Их внимательно проверили. Женщина по имени Натали сказала, что я не могу получить пропуск прессы, так как я какой-то вшивый блогер, поэтому мне в кабинку напротив. Там, сказала Натали, тебе дадут какую-то бумажку, по которой тебя куда-нибудь пустят. Может быть. Хотя я, заметила Натали, на это не очень бы рассчитывала.

Пошел в кабинку напротив. Там был плакат "Для блогеров" (по-французски). Отстоял очередь, попал к Даниэлю. Объяснил ситуацию. Даниэль посмотрел бумажку и сказал, что мне с этим к Рите или Натали. Я вежливо объяснил, что у них уже был, и что Рита разорвал официальное письмо от "Ауди", а Натали послала меня. К нему, Даниэлю.

Хорошо, сказал Даниэль, пошли. И он повел меня к Натали. Там он долго что-то шептал на ухо Натали, после чего оставил мои бумаги и ушел. Натали позвала какого-то высокого негра. Тот взял мои бумаги, прочитал и сказал: "Мсье. Так вы - блогер"? Я понял, что меня сейчас расстреляют. Но объяснил, что я, хотя и блогер, но у меня приглашение от "Ауди". Негр хмыкнул. Посмотрел на мои бумаги, отдал их Мехи и ушел. Мехи бросил мои бумаги на поднос, где лежали браслеты для допуска на салон. Я бы уже спер браслет и сбежал, но там еще требовалось удостоверение в виде карточки. Его я сделать не мог.

Минут 20 на мои бумаги не обращали никакого внимания. Мне это надоело и я спросил Мехи, где мое удостоверение. Мехи отдал бумаги Жизель, та их посмотрела и сказала, что не может дать мне удостоверение прессы, потому что я не пресса, а какой-то вшивый блогер. Я объяснил, что сам Даниэль потребовал, чтобы мне дали удостоверение. В ответ на это Жизель отдала мои бумаги той же самой Натали, которая объяснила, что не может мне дать утостоверение прессы, потому что я - какой-то вшивый блогер.

Я начал очень вежливо, хотя и несколько громковато, объяснять, куда я имел крышу дома этого автосалона, крышу дома этой кабинки регистрации, ну и заодно признался, что Эйфелева башня реально портит вид славного города Парижа, штоп я сдох.

После этого документы снова взял Мехи и сказал, что мы с ним пойдем в кабинку напротив. Пошли. Там - все те же лица, которые уже меня видели и ненавидят, как в первый раз.

Вам, сказал Мехи, к Даниэлю. Я уже у него был, объяснил я. Даниэль послал меня к Натали, чтобы она сделала регистрацию. А она не сделала. Она плохо работает, объяснил я. Увольте ее к свиньям.

Тогда вам не к Даниэлю, радостно объяснил Мехи. Тогда вам - к главному менеджеру. И он показал, к кому именно. Гланвый менеджер был настолько крут, что у него даже не было таблички с именем. Когда я подошел к нему, главный менеджер беседовал с каким-то иностранным блогером, у которого не было регистрации, но было какое-то письмо с печатями от какой-то конторы. Я не запомнил, какой. Иностранный блогер очень прилично говорил по-французски. И главный менеджер ему двадцать минут объяснял, что он не может дать ему регистрацию, потому что у него письмо хрен знает от кого, а правила безопасности требуют, чтобы они четко знали, кто и зачем приезжает на выставку. При этом блогер показывал паспорт (я свой оставил в отеле), права, кучу каких-то бумаг и очень убедительно объяснял, почему его нужно пустить на выставку. Но главный менеджер был - кремень. Очень вежливо, но послал блогера на хрен. Не будет тебе, сказал менеджер, регистрации. И блогер ушел в голубую даль.

Я, конечно, понял, что уже - не судьба. Что я получу от ворот поворот, вернусь в отель, там сфотографирую пару машин на улице и напишу, что салон, в общем, не удался. Поэтому подошел к менеджеру, уже ни на что не надеясь (прошло полтора часа боданий), сунул ему мои бумаги и коротко сказал, что номера журналистской карточки у меня нет, потому что я не журналист, а блогер, и что меня сюда приласила фирма "Ауди", о чем имеется соответствующее письмо, которое ваше же девушка Рита порвала, но потом застеплила степлером.

Как "Ауди", потрясенно спросил старший менеджер. У вас приглашение от самой "Ауди"? Да это же, блин, круто, братан, пошли, я тебе лично сделаю удостоверение прессы. И старший менеджер ровно через минуту выдал мне удостоверение прессы и пластиковый браслет на руку.

Что я вам на это могу сказать? Есть только две вещи, которые я ненавижу в этом мире. Людей, нетолерантных к чужой культуре, и голландцев!